Коло Жизни. Бесперечь. Том 2 - Страница 12

– Ваша святость, – негромко обратился к старшему жрецу синдик. – Простите, что прерываю ваше толкование, но надобно кое-что обсудить. Коли позволите, ваша ясность, – направил уже в сторону Еси синдик и его неказистое лицо, стало таким трепетно-теплым, вроде он увидел собственную дочь оставленную в Лесных Полянах и безусловно погибшую.

– Побудьте тут, ваша ясность, – благодушно молвил Липоксай Ягы на малость оборачиваясь к девушке и окидывая ее нежным взглядом. – Я скоро вернусь.

– Хорошо Липоксай Ягы… я подожду тебя, – немедля переходя на более официальный тон, отозвалась Еси, и внутри нее шевельнулось беспокойство… Это чувство теперь всяк раз ее посещало, когда вещун уходил. Чувство, словно предвестник чего-то не хорошего. – Только ты не долго, – днесь сие она прошептала для одного старшего жреца и черты ее лица самую толику затрепетали, передавая тем охватившее девушку волнение.

– Я скоро, – поддерживающе откликнулся Липоксай Ягы, и легонько кивнув, немедля направил свою поступь к внутренним дверям дворца, что едва проступали за стволами деревьев, вслед за ним не менее торопко, не позабыв поклониться божеству, пошел Браниполк.

Юница какое-то время неотрывно смотрела за удаляющимися фигурами дарицев, ощущая как к легкой дымчатости внутри мозга, прибавилась мощная, разком накатившая волна страха… Страха… сковавшего не только тело, но и губы. Страха, от которого пока не удавалось избавиться, не то, чтобы победить. Когда створки дверей поглотили вещуна и синдика, впустив их во дворец, Еси глубоко вздохнув, огляделась. Успокаивая себя тем, что обок дверей дворца стоит Волег, а сам сад огорожен невысоким частоколом. Да и мананы, к которым она так страшилась попасть ноне до нее не доберутся, будучи на ином континенте.

Неспешно развернувшись, Есинька направилась по каменной дорожке, проложенной в средине цветника, полюбовно посматривая на высокие с яркими соцветиями петушки, и улыбаясь им, да тем, очевидно, стараясь снять напряжение, что ее охватило.

– Красивые цветы… Это я велел их тут посадить в свое время, чтобы они могли радовать тебя, моя девочка, – нежданно раздался позади Еси объемный, певучий бас Бога.

Девушка, тотчас остановившись, туго сотряслась. Надрывистое дыхание от которого на чуть-чуть даже потемнело в глазах и вовсе шибутно закачало юницу вперед… назад. Ноги в коленях дрогнули и, чтобы не упасть, она стремительно оглянулась. В нескольких шагах от нее стоял младший Димург, принявший днесь свой малый рост. Стынь был дюже нарядно одет, словно явился издалека аль нарочно вынаряживался. Потому на нем красовалась голубая рубаха, сверху прикрытая тончайшим, синим плащом, дюже сквозным. Плащ, накинутый на плечи, огибая их с двух сторон, был схвачен на груди крупной серебряной пряжкой, в виде сомкнутого кулака. Стан Зиждителя стягивал широкий пояс плетеный из множества тонких нитей, вмещающих в себя все цвета радуги от красного до синего, волоконца которого чудно переливались. Опоясывая стан по коло на два раза, кушак стягивался на левом боку узлом, и долгие его концы, свешиваясь вниз, достигали почти колен Стыня, касаясь материи голубых шаровар тончайшей, серебристой бахромой, украшенной на завершиях крупными синими топазами. Серебряные сандалии Бога сомкнутые по всей подошве, с загнутыми носами, схватывали тонкими ремешками на семь раз голень и штанины почитай до колена. Не менее богато украшены серьгами были его мочки и ушные раковины, проколами надбровные дуги, в основном сапфирами васильково-синего цвета. Правда ноне Стынь не одел свой венец, впрочем эта роскошь на нем не делала его величественным, суровым Богом, а вспять приближала в нем все человеческое.

– Стынюшка, – чуть слышно протянула Еси уже, кажется, не в силах и стоять на ногах.

– Да, милая моя девочка, это я, – певуче добавил Стынь и шагнув к девушке, заботливо придержал ее за плечи. – Так желал тебя увидеть… Но был занят… отбывал в соседнюю систему Аринью.

Есислава медлила еще не более мгновения, а после спешно припал к груди Бога, и, принявшись покрывать ее поцелуями, перемешанными со слезами, зашептала:

– Ты… ты, мой любый… мой спаситель… ты, – с тем всяк миг… морг подавляя звук в трепете своих губ лобызающих материю рубахи и единожды грудь младшего Димурга.

Стынь порывисто обнял юницу, вжав в глубины своего естества, а засим обхватив голову ладонями слегка приподняв, развернул ее так, чтобы припасть своими почти золотыми губами к алым устам Есиньки. Прошли лишь доли минуты… в коих растворились все чувства… дуновение ветра и дух, принесенный речной, насыщенной илом воды и Бог подхватив девушку на руки, в мгновение ока пропал вместе с ней из сада… Оставив позади себя колыхание трепетных лепестков петушка нежданно окрасившихся в ярко-алый цвет.

Низкая волна медленно накатила на чевруй, где песок был нежного желтого цвета и огладив его выровненную поверхность также неназойливо-вяло отпрянул назад, судя по всему, раздумывая создавать новую рябь, аль прекратить всякое движение голубых и словно бескрайних океанских вод. Лучи яркого солнца мягко коснулись тела Есиньки огладив своей любовью, так как дотоль приголубил своими золотыми руками ее Господь Стынь, и прижав к себе нежно поцеловал в губы, очи на миг чуть дольше задержавшись на левом глазе.

– Что с глазом? – обеспокоенно вопросил Бог девушку, и, прижав к груди ее голову, ласково провел по трепетно-мягкой коже, всяк миг, когда он так делал покрывающейся мурашками.