Теплые, вроде как даже обжигающие своим золотым сиянием губы Бога ласково коснулись кожи лица девушки. Они очень трепетно прошлись по щеке и облобызали ее очи.
– Как твой глаз? – едва слышно дыхнул Стынь.
– Хорошо, – также тихо отозвалась она.
Бог всегда при встрече спрашивал про больной глаз, а потому, чтобы не беспокоить его, Есислава торопливо сомкнула оба. Вроде таковым образом затаила внутри себя погибший орган.
– Ох, Еси.., – мягко произнес Стынь и сызнова коснулся губами лица юницы, поцеловав теперь ее в кончик носа, а после в подносовую ямку. – Глаз уже ничего не видит… Но сие, моя девочка не надолго. Если мне не удастся тебе помочь в ближайшие дни, на оное я очень надеюсь, вскоре к вам прилетят посланцы Богов, народ гипоцентавров во главе с императором Галактики Северный Венец Китоврасом… Это один из самых значимых народов в нашей Вселенной, и они, безусловно, вернут тебе зрение… И объявят нашего сына прямым отпрыском и телесным воплощением светозарого Бога Солнца, и единожды внуком погибшей Луны. Мальчик будет провозглашен правителем дарицев, источником жизни, покровителем земли.
– А ты? – взволнованно поспрашала Есислава и отворив глаза, воззрилась в черные, почти лишенные склеры очи Бога.
– А я… моя радость, буду подле вас, – пояснил вкрадчиво Димург, продолжая меж слов целовать девушку, уже более настойчиво, стараясь заручиться ее согласием. – И никто, кроме тебя и Липоксай Ягы не будут ведать, что темный Бог дарицев Стынь… Зиждитель холода, каковой ноне правит на всех остатках благословенной Дари, сковавший ее снегами и льдами, есть отец этого мальчика… Мальчика которому надо придумать красивое имя. Имя, в коем чувствовалась его божественность, подчиняющая себе не только белых, но и черных людей… – Стынь на немного прервался, и полюбовно прикоснулся к губам девушки, чуть слышно додышав, – но допрежь того, как мы выберем имя, нашему мальчику… Я прошу тебя… прошу, моя милая, разрешить мне тебя прощупать.
Еси сегодня допоздна засиделась в саду на своей скамейке и это несмотря на обилие комаров. Эти пренеприятные создания порой были столь активны, что нападали на людей и днем. И нынче они нещадно кусали, хотя девушка и натерлась мазью, которая совсем чуть-чуть отпугивали сих надоедливых созданий.
Но даже вопреки, их явственному и раздражающему жужжание, а иноредь и кусанию Есислава не торопилась к себе в опочивальню. Во-первых, потому как ноне Месяц особенно ярко сиял на небе, наполнившись желто-серебристым светом и тем своим дивным колыхающимся сиянием напоминал юнице Дари, за гибель каковой она все еще ощущала вину. А во-вторых Есинька страшилась вернуться во дворец, ибо знала, что Стынь должен был потолковать о ее беременности с Липоксай Ягы. Девушка, как и понятно, разрешила Богу давеча себя прощупать… И хотя он действовал достаточно мягко, Еси во время того действа потеряла сознание. Посему младшему Димургу не удалось сделать полное отображение состояния лучицы, как требовал Перший… Впрочем, и того, что успел сделать Стынь стало поколь достаточным, так успокоительно для сына молвил Перший.
Есислава пришла в себя еще там, на острове, под жаркими поцелуями Стыня, чрез которые он точно вогнал в нее силы. Посему чувствовала себя хорошо. Если не говорить о почти целой чреде четких видений, что пришли сразу после возвращения во дворец да вовсе какого-то мучительного стенания лучицы, в коих теперь сызнова явственно звучали просьбы о помощи и величания Отца, Кали, иноредь вырывающихся и выстреливающих в мозг острой, хотя и не продолжительной болью.
Видения погодя прошли, также как и боль… Потому Есинька сейчас и сидела на скамейке, тревожно обдумывая встречу Стыня и вещуна. И страшась ответа Липоксай Ягы на столь неоднозначную новость по поводу ее беременности. И более всего Есиславушка, пережившая духовное одиночество средь чуждого племени, боялась, что старший жрец ее изгонит, так как она нарушила все традиции дарицев… Дарицев, которые всегда в строгости держали своих дочерей, и беременность вне замужества считалась позором для чести всего рода.
Подолгу, вздев голову, девушка всматривалась в темно-марные небеса, где, будто наперекор яркости Месяца вельми зримо проступали мерцающие звезды такие серебристо-белые, трепетно ее любимые и призывно зовущие к себе.
– Ты, заметила моя милая, – благодушно произнес идущий по дорожке в направление к скамейке Липоксай Ягы, кажется, в доли мига вышедший из темноты. – Что Месяц после катаклизма стал проходить свой круг обок Земли, много ближе и сам в размерах увеличился, чуть ли не в треть. Наверно его коло движения сдвинулось и ноне стало составлять вже не сорок суток.
– Нет, отец, я того не приметила, – дрогнувшим голосом отозвалась девушка и поднявшись со скамейки взволнованно уставилась на подходящего старшего жреца.
– Я тоже не приметил, о том мне доложил Браниполк, – пояснил Липоксай Ягы, и, приблизившись вплотную к юнице, накинул ей на плечи каратайку. – Тут, моя душа, вечерами прохладно, дует с реки, не выходи не одетой… Тем паче, днесь тебе надо беречься за вас обоих.
– Отец, – глас Есиславы и вовсе надрывно сотрясся, и она едва качнулась, ощутив мощную слабость во всем теле. – Ты меня не изгонишь? теперь… когда…
– Изгоню? – повышая тембр голоса, словно жаждая взорваться от возмущения, протянул старший жрец. – Да, я не смогу засим без тебя жить, моя девочка… моя Есинька… Что ты такое говоришь.