Коло Жизни. Бесперечь. Том 2 - Страница 46

Старший Димург резко прервался и устремил взор на лежащий на плоской тарелке нарезанный ровными треугольными кусочками белый и ржаной хлеб. Есислава проследив за взглядом Бога, ухватила левыми перстами ломтик ржаного хлеба, и, протянув в сторону Першего, звонко засмеявшись, молвила:

– Хлеб… Возьми хлеб, ты хотел сказать, – густой румянец оттого зазвончатого смеха выплеснулся на щеки юницы. – Ты не ведаешь? Не ведаешь Перший, что это хлеб.

– Просто забыл, как он называется, – по-доброму отозвался Димург, и, протянув в сторону девушки левую руку, как дотоль голубил волосы брата, огладил и ее рыжие кудряшки, широко просияв. Господь был не просто доволен, он обрадовался тому, что девочка засмеялась, впервые за дни их полета да еще так звонко, жизненно.

– Я же не питаюсь им, – дополнил Перший свое толкование. – А у человечества, его величание столь множественно… Тут и хлеб, и тортиллас, фокачча, рейкялейля, пита, хала, матлу, тамтун, мсеммен, наан… Что порой можно и позабыть каково его название в твоем народе.

– Ого! – уважительно дыхнула Есислава, мгновенно прекращая смеяться и становясь серьезней. – Сколько ты назвал… – И тотчас опустив руку, добавила, – прости, не хотела тебя задеть.

– Нет, нет, порадовала своим смехом, – ласково протянул Димург и также нежно провел перстами по лбу и очам, тем будто передавая радость и любовь своему бесценному Крушецу. – Кушай, моя любезная. Нужны силы тебе и малышу, коего ты носишь под сердцем.

– И Крушецу? – чуть слышно вопросила девушка, ощутив, что тепло Перший сейчас подарил не ей, а послал объятой болезнью и столь им дорогой лучице.

– Крушецу, это не нужно. Он поколь тратит те силы, что были в него вложены, – дополнил Бог.

Он неспешно убрал от лба Еси руку и немного отступил назад так, чтобы быть подле, наблюдать и, одновременно, не давить, давая возможность спокойно ей покушать. Вслед за ним шагнул и Асил, став много правее брата, вместе с тем не заслоняя юницы. Левая рука отступившего Першего зримо качнулась вперед… назад, по поверхности кожи пробежало густой зябью золотое сияние. Оно вмиг всколыхнуло широкий, слегка выпячивающий шрам, начинающийся от кончика указательного пальца вплоть до локтевого сгиба на руке, и с тем всколыхнуло желание в юнице припасть к нему. Девушка часто, когда находилась в объятиях Бога, прикладывалась устами к тому шраму, иноредь делая сие не осознанно, под напором чувств Крушеца, который жаждал единения с тем местом, где появился и взрос.

Глава пятнадцатая

– Рукав прошли? – вопросил Асил у старшего брата, однако, не озвучивая поспрашание, а посылая его мысленно.

– Да, миновали, – также доступно лишь для Бога отозвался Перший, наблюдающий за Есиславой, каковая, наконец, принялась есть. – Теперь трясти не будет, хотя я велел Лядам снизить обороты. Нужно, чтобы девочка набралась сил перед встречей с Родителем. Он распорядился, чтобы Еси не была утомленной. Достаточно бодрой, абы могла выдержать перекодировку, так как Родитель постарается сберечь эту плоть… Сберечь плоть и вернуть нам лучицу. Я передал ему страх Крушеца и Он вельми тем расстроился, сказал, чтобы не оставляли ни на миг плоть.

– Сейчас с ним толковал? – переспросил Асил.

Боги, разговаривая, не шевелили губами и даже не глядели друг на друга, казалось со стороны их взгляды, помыслы устремлены только на девушку.

Перший медлительно провел перстами по губам, огладив бледно-алую кожу, на которую самую толику переместил золотое сияние, и все также мысленно додышал:

– Да, толковал… Он сам связался, спрашивал про состояние Крушеца и девочки, просмотрел отображение. – Бог затих на пару минут, засим перевел взор на брата, слегка при том развернув голову, и молвил, – теперь сказывай, что тебе доложили… И как можно подробнее, малецык, чтобы я ту обстоятельность смог передать Родителю.

– Коль надо я сам передам, – Асил хоть и ответил мысленно, однако столь низко прозвучал его серебристо-нежный голос, что черты лица Першего зримо колыхнулись, видимо, он напрягся, або уловить их.

– Нет… тебе не надо.., – очень мягко протянул старший Димург и днесь огладил указательным и среднем перстом очи брата, будто смахивая оттуда что-то. – Я сам передам… Итак, мой бесценный, коротко, но обстоятельно.

Асил легохонько качнул головой и тем рывком сбросил со своего лица пальцы старшего брата, отчего они, миновавши, огладили поверхность его с легкой горбинкой носа, задержавшись на узких бледно-алых губах. Старший Атеф торопливо облобызал подушечки перст брата, и когда тот убрал их, гулко вздохнув, молвил:

– Иногда Отеть бывает замечательным творением. Столь качественно выполняет все, что я велю… В общем, она указала троллям допросить вакан которые проводили вмешательство, но как мы и предполагали бесицы-трясавицы тут ни при чем. Посем тролли, вместе с маниту прощупали всех манан, и конечно саму шаманку. – На широких выступающих скулах Бога заходили ходором крупные желваки, чем-то напоминающие жернова, всколыхнув сияние и придав ему коричневые полутона. – Это она пыталась отравить Есиньку, подсыпав в ее снадобье, которое указали сварить ваканы, яд змеи. Эта смесь, по замыслу шаманки должна была вызвать разрушение органов, паралич и смерть. Она боялась, что девочка, которой помогает сам Дух, займет ее место… Прости меня… Прости Отец.

Асил как-то резко прервался, и с тем дернулись не только черты на его лице, но и каждый оранжевый кровеносный сосуд, каждая ажурная нить кумачовых мышц, жилок проступающих сквозь его тончайшую, смуглую кожу.