– Хорошо, брат, когда распорядишься, Дажба придет… Хотя малецык, как и понятно, уже жаждет увидеть тебя и девочку, – неспешно отозвался Небо, и затрепетавшее сияние на коже его лица явственно свидетельствовало, что он начал сызнова негодовать. – Может ты все же… Ты, Отец, пояснишь почему заболел Крушец? Почему у него сбились кодировки, ведь не из-за гибели Дари… Я так понимаю, коль ты присутствовал при толковании малецыка и Родителя, он все смог рассказать.
– Нет, не из-за гибели Дари.., – медлительно, точно нехотя отозвался Перший, делая множественные промежутки меж словами. – Несомненно, Крушец сумел поддержать плоть после произошедшего катаклизма… даже более того.
Он резко прервался, ибо с его речью оживился Асил и закачал головой, словно тем движением стараясь перенять инициативу объяснений на себя. Перший сомкнул рот и сызнова прикрыл часть лица дланью, оперев перста об надбровные дуги, тем создавая навес меж своим очами и взглядами братьев. И в зале тотчас наступило глубокое отишье, такое какое видимо никогда не царит на планетах, где живут люди и всевозможные мелкие твари, наполняющие тот мир своим жужжанием, стрекотанием, гудением, передвижением. Та тишь в зале плотной пеленой нависла над замершими Богами и своей морокой, напугав, схоронила в облачных телах все дотоль покачивающиеся ленты. Тишина правила совсем недолго, давая времени набраться сил пред тягостным рассказом Асилу.
– Я виноват в том, что Крушец заболел, – едва подал голос Атеф и к его серебристо-нежному тенору, добавилось ощутимое колебание.
– Ты? – в два голоса дыхнули Дивный и Небо, упершись пронзительными взорами в лицо брата, определенно, желая его прощупать. Впрочем, Асил ни чем, ни уступал в силе Расам, потому вызнать его мысли им не удалось.
– Не надобно только испепелять меня взглядом, Небо, – запальчиво молвил Асил… и в той горячности нашел силы справиться с собственным волнением.
Лицо Атефа на морг истеряв золотое сияние окрасилось в пурпурные переливы, сожрав и присущую ей смуглость так, что не столько увидевший, сколько почувствовавший состояние брата Перший мгновенно и вельми властно произнес:
– Малецык прекрати гневаться, иначе я сей миг сверну этот разговор.
Асил не мешкая кивнул и принялся глубоко дышать, тем самым изгоняя из себя гнев и возвращая лицу положенный смуглый, ближе к темной и в то же время отливающий желтизной, цвет кожи подсвеченной общим для всех Зиждителей сиянием. Он еще немного медлил, а после обстоятельно рассказал братьям о произошедшем отравлении плоти, и о том каким образом им с Першим это стало известно.
– Крушец, – теперь заканчивая свою речь, голос Асила и вовсе стал срываться на хрип, зримо дрожали его узкие губы и ходили ходором желваки на скулах. – Сказал Родителю, что пытался спасти плоть, не хотел ее смерти… И не подумал, что будут такие последствия… Скорей всего содеял это рывком с горячностью, которая ему присуща.
– Поступил как Бог, – полюбовно проронил Небо, внедрив, воткнув свои пальцы вглубь облачных облокотниц, стараясь за счет их сдержать явственно рвущееся в сторону Атефа негодование, похоже, мгновение спустя плеснувшее с кожи его лица густо-золотые переливы света прямо на золотистые волоски усов, брады. – Но, ты, Асил, просто молодец! Как всегда отличился! Отец позволил тебе соперничать вместе с Кручем на равных, что не предоставил ни для Дажбы, ни для Стыня… А ты не перепроверил действия Круча, не прощупал людей окружающих девочку. Как это, собственно говоря, можно понять? Ты, что поленился? Ни придал значения тому, кто подле Есиславы, что ей дадут выпить? И почему твои бесицы-трясавицы не перепроверили состояние плоти? Почему не сработала Сирин-создание?.. Хотя в такие моменты итак ясно, что Сирин-создание отключает свои полномочия, чтобы не навредить лекарям… Вообще, такое ощущение складывается из твоего рассказа, что ты больно, чем оставался занятым, и посему стало не до девочки. Но это не просто девочка, плоть, какой-то там человеческий отпрыск, дух, племя, народ… Это Крушец! Крушец!
Небо резко поднялся, несмотря на то, что Перший, убрав от лица руку, торопко ею дернул, повелевая вернуться на кресло. Старший Рас даже не глянул на брата, а развернувшись, направил свою поступь к стене, очевидно, намереваясь покинуть залу, на ходу продолжая досадливо бросать в сторону Асила, огорченно преклонившего голову, молвь:
– Это возмутительно. Сначала Опечь, теперь наша драгость Крушец. И почему вообще тебя Родитель не наказал за Крушеца.
Старший Рас дойдя до стены уже было шагнул в нее, когда в его прерывисто-негодующую речь вклинился Перший:
– Небо, вернись обратно, – его непререкаемо-властный голос немедля остановил Раса обок стены, вже пошедшей малой волной. – Мы еще не до толковали, это во-первых… Во-вторых Родитель не наказал Асила, потому как мы все, одни в большей степени, другие в меньшей, виноваты перед малецыком… И коль наказывать нужно начать по первому с меня, понеже все проблемы в здоровье Крушеца связаны с моим своевольством, желанием не разлучаться с ним, держать подле. После наказать тебя, так как это твой недогляд, и желание им обладать в прошлой жизни плоти, чуть было не погубили его… И еще, прошу тебя прекратить упрекать нашего дорогого младшего брата по поводу Опеча. Ошибки свойственны всем… В замыслы Божьи могут вмешаться и твари, оные мы творим. Коль на то пошло, – голос Першего зазвучал оглушительно наполнив той мощью всю залу и пригнув головы братьев. – Ты тоже в свое время взрастил маймыра. И напомню тебе, это была моя лучица, которую по твоей убедительной просьбе я уступил… Уступил и тем самым погубил. Посему более не смей при мне, упоминать про ошибку Асила… Малецык и так вельми расстроен, весь измаялся за время нашего полета… Истомился собственной оплошностью.