Перший смолк, поелику сказанное им прозвучало не только властно, но и достаточно строго. Однако, именно эта строгость вернула степенности взору Стыня, и, судя по всему, успокоила, так как кожа его сызнова ярко зазолотилась, и он много бодрее посмотрел на беспокойно взирающего на него Небо.
– Отец прав, дорогой мой малецык, – дополнил, поддерживая Першего, старший Рас. – Тебе надо отбыть в Северный Венец, под наблюдение Кали-Даруги. Потому как после произошедшего с тобой отключения в хуруле, я более не уверен, что ты здоров. Думаю, мы поторопились возложить на тебя слишком много обязанностей, а тебе нужно лечение.
– Нет! нет! – откликнулся Стынь и порывчато тряхнул головой, отчего враз полыхнули блекло-прозрачными огнями белые алмазы усыпающие его ушные раковины и мочки. – Я оправился… Последнее отключение, произошло, потому как я сорвался. Я буду спокоен, обещаю вам.
– Верится все с большим трудом… С большим трудом, моя бесценность, вериться, что ты будешь спокоен, – благодушно заметил Перший и перевел взор с лица сына на бесицу-трясавицу. – А, что за проблемы с кодами выявлены у ребенка?
Огнеястра немедля испрямилась и мелко… мелко затрясла головой так, что чудилось еще морг и она у нее отвалится и также скоро зачастила:
– Не очень существенны, Господь Перший, но есть. Значительно снизился срок жизни и небольшие физические отклонения. В частности выявлено укорочение нижних конечностей в сравнении с туловищем и руками.
– Это отразится на будущих отпрысках? – поспрашал Небо и еще раз нежно пожав руку Стыня, выпустил ее из цепкой хватки. Бог медленно развернулся и воззрился в полусогнутую спину бесицы-трясавицы, также колыхающуюся в такт голове.
– Сейчас поколь сложно сказать, надобно веремя. После вселения искры, нужно провести дополнительный забор генетического материала и просчитать коды, – отозвалась Огнеястра, и нежданно прекратив трястись, резко выпрямила спину. – Но думаю те изменения заденут лишь данного ребенка, – добавила она и голос ее прозвучал достаточно четко, несомненно, бесица-трясавица была уверена в том, что высказывала. – И обобщенно на отпрысках госпожи не отразятся. Может быть всего-навсе временная задержка в каких-то единичных кодах, что в основном будет применимо к сроку жизни, но спустя пару поколений это выровняется… Поколь коды у ребенка, Господь Перший, поправить не удастся, сие может отрицательно сказаться на лучице, коя и так несколько тревожно воспринимает любой осмотр.
– Хорошо, Огнеястра, я все понял… Не будем, раз вы советуете, беспокоить нашего бесценного малецыка, ему итак достаточно много пришлось пережить, – протяжно молвил Перший и благодушно улыбнулся бесице-трясавице. – Благодарю вас за работу, – он с той же теплотой посмотрел на Трясцу-не-всипуху, тот же миг испрямившую стан и резко вскинувшую взор на Бога. – И последнее, каков крайний срок возвращения девочки на Землю, чтобы не допустить слабоумия ребенка?
– Восемь-шесть оборотов Земли, – пояснила Огнеястра, но узрев негодование в крутнувшихся на скулах желваках старшего Димурга, тотчас замолчала и по ее сероватой коже зримо заструились тончайшие, синие паутинки, расчертившие саму поверхность во всех направлениях.
– Идите, – устало дополнил Перший.
Бесицы-трясавицы, не мешкая, поклонились Богу, и торопко развернувшись, скорым шагом двинулись к зеркальной стене залы, абы тукнувшись в нее головами, мгновенно туда провалится.
– Стынь, малецык, – обратился Перший к притихшему подле кресла Небо сыну. – В том, что произошло с Крушецом, мой милый, нет твоей вины… Поверь мне и успокойся. – Старший Димург внимательно вгляделся в лицо сына, вероятно, прощупав думы, и, похоже, мысленно огладил волосы, ибо черные кудельки на его голове легохонько заколыхались. – Произошедшее заболевание никак не связано с выпущенной севергой в Дари, так как Крушец совершенно не привязан к человеческому. Он несколько иной, и, что близко тебе, его не волнует. Чем вызвано его заболевание я скажу тебе несколько позже…
– Когда? – ретиво поспрашал Стынь и убрав с грядушки облокотницы обе руки, положил правую длань на плечо Небо, явственно желая, чтобы его успокоили.
Старший Рас слегка развернул голову и облобызал каждый перст руки младшего Димурга, после принявшись гладить тыльную сторону его пясти.
– Позже, – авторитарно отметил Перший, полюбовно обозревая сына и брата. Он малозаметно качнул головой на стены залы, где после ухода бесиц-трясавиц все еще поигрывала в поверхности рябь, и добавил, – а теперь отправляйся к Опечу. Малецык хотел показать и подарить тебе свое создание, оное давеча сотворил… Думаю, оно тебе понадобится и понравится, або весьма тронуло меня. К девочке поколь не ходи, она спит. А мне надо обсудить с братом не касаемо тебя.
Стынь гулко вздохнул, склонился к голове Небо и трепетно поцеловал его в плотные кучеряшки золотых волос, тем самым поблагодарив за поддержку. Он убрал с плеча Раса руку и направился к зяби зеркальной стены, войдя в нее медленно, точно все еще ожидая, что его остановят, оставив после ухода и вовсе разошедшиеся по всей глади витиевато-кружащиеся круги. Перший проследил взглядом за уходом сына, и все еще не отводя взора от стены, закрыл очи. Его вздернутые кверху черные брови, купно сдвинувшись, нежданно образовали тонкую нить морщинки. Едва зримо он качнул головой, и, открыв глаза, днесь воззрившись на сидящего напротив брата, молвил: